1917
Тусклая картинка
Под небом тускло-синеватым,
Ограждена зеленым скатом
С узором белых повилик,
Река колеблет еле внятно
По синеве стальные пятна
И зыби цвета «электрик».
Обрывки серых туч осели
К вершинам изумрудных елей
И загнутым плащам листвы;
А, ближе, ветер – обессилен
И слабо реет вдоль извилин
Болотно-матовой травы.
Черты дороги – чуть заметны,
Но к ним, как веер многоцветный,
Примкнули кругозоры нив:
Желтеет рожь, красна гречиха,
Как сталь– овес, и льется тихо
Льна синеватого разлив.
Июль 1917
Ночью
Ночь
Пришла и мир отгородила
Завесой черной от меня,
Зажгла небесные кадила,
Вновь начала богослуженье,
И мирно разрешился в пенье
Гул обессиленного дня.
Стою во храмине безмерной,
Под звездным куполом, один, —
И все, что было достоверно,
Развеяно во мгле простора,
Под звуки неземного хора,
Под светом неземных глубин.
Пусть Ночь поет; пусть мировые
Вершатся тайны предо мной;
Пусть благостной евхаристии
Торжественные миги минут;
Пусть царские врата задвинут
Все той же черной пеленой.
Причастник, прежней жизни косной
Я буду ждать, преображен...
А, сдвинув полог переносный,
Ночь – бездну жизни обнаружит,
И вот уже обедню служит
Во мраке для других племен.
1916
Ночью у реки
Воды – свинца неподвижней; ивы безмолвно поникли;
Объят ночным обаяньем выгнутый берег реки;
Слиты в черту расстояньем, где-то дрожат огоньки.
Мир в темноте непостижней; сумраки к тайнам привыкли...
Сердце! зачем с ожиданьем биться в порыве тоски?
Мирно смешайся с преданьем, чарами сон облеки!
Чу! у излучины нижней – всхлип непонятный... Не
крик ли?
К омуту, с тихим рыданьем, быстро взнеслись две руки...
Миг, – над безвестным страданьем тени опять глубоки.
Слышал? То гибнет твой ближний! Словно в магическом
цикле
Замкнуты вы заклинаньем! словно вы странно близки!
Словно ты проклят стенаньем – там, у далекой луки!
Воды – еще неподвижней; ветви покорней поникли;
Лишь на мгновенье журчаньем дрогнули струи реки...
Что ж таким жутким молчаньем мучат теперь ивняки?
1916
Восход луны
Белых звезд прозрачное дыханье;
Сине-бархатного неба тишь;
Ожиданье и обереганье
Лунного очарованья, лишь
Первое струящего мерцанье
Там, где блещет серебром камыш.
Эта ночь – взлелеянное чудо:
Ночь из тех узорчатых часов,
Зыблемых над спящими, откуда
Рассыпается причуда снов,
Падающих в душу, как на блюдо
Золотое – груда жемчугов.
Этот отблеск – рост непобедимой
Мелопеи, ропоты разлук;
Этот свет – предел невыразимой
Тишины, стук перлов, мимо рук
Разлетающихся – мимо, мимо,
Луциолами горящих вкруг.
Дышат звезды белые – прерывно;
Синий бархат неба – побледнел;
Рог в оркестре прогудел призывно;
Передлунный облак – дивно-бел...
В белизне алея переливно,
Шествует Лунина в наш предел.
1917
Закатный ветер
Веет древний ветр
В ветках вешних верб,
Сучья гнутся, ломятся.
Ветр, будь милосерд!
Ветви взвиты вверх,
Стоном их кто тронется?
Час на краски щедр:
В небе – алый герб,
Весь закат – в веселии.
Ветр, будь милосерд!
Я, как брат Лаэрт,
Плачу об Офелии.
Бледен лунный серп.
Там – тоска, ущерб;
Здесь – все светом залито.
Ветр, будь милосерд!
Кто во прах поверг,
Близ могилы, Гамлета?
Вздрогнет каждый нерв...
И из тайных недр
Память кажет облики...
Ветр, будь милосерд!
Верба, словно кедр,
Шлет на стоны отклики.
1916
Ночной гном
Жутко в затворенной спальне.
Сердце стучит все страдальней;
Вторят часы все печальней;
Кажется: в комнате дальней
По золотой наковальне
Бьет серебром
Безжалостный гном.
Стелются гостеприимней
Сумраки полночи зимней;
В лад с молотком, все интимней
Тени поют; в тихом гимне
Ночь умоляет: «Прости мне!»
Нежная мгла
Кругом облегла.
Жутко в безжизненном доме...
Сердце изныло в истоме...
Ночь напевает... Но, кроме
Гимнов, чуть слышимых в дреме,
Бьет, утомительно – гномий
Молот в тиши,
По тайнам души...