<1911>
* * *
– Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!
– Что же будет, что же будет с прежней тьмой?
– Тьма исчезнет, тьма растает в блеске дня!
– Ах, уже лучи, как пламя, жгут меня!
– Будь же счастлив, будь же светел в светлый час!
– Таю в блеске, исчезаю, я – погас.
– Что же ты не славишь в песне вечный свет?
– У того, кто гаснет в свете, песен нет.
– Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!
– Вижу свет, но я окутан прежней тьмой.
21 января 1912
* * *
Чуть видные слова седого манускрипта,
Божественный покой таинственных могил,
И веянье вокруг незримых дивных крыл, —
Вот, что мечталось мне при имени Египта.
Но всё кругом не то! Под тенью эвкалипта
Толпятся нищие. Дым парохода скрыл
От взглядов даль песков, и мутен желтый Нил.
Гнусавый вой молитв доносится из крипта.
Я вечером вернусь в сверкающий отель
И, с томиком Ренье прилегши на постель,
Перенесусь мечтой на буйный берег Сены.
О, гордый фараон, безжалостный Рамсес!
Твой страшный мир погиб, развеялся, исчез, —
И Хронос празднует бесчисленные смены.
9 марта 1912
* * *
Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,
Что тени вымысла плоть обретут для нас,
Что поплывет судно, громадной «Грет-Истерна»,
Что полюс покорит упрямый Гаттерас,
Что новых ламп лучи осветят тьму ночную,
Что по полям пойдет, влекомый паром, Слон,
Что «Наутилус» нырнет свободно в глубь морскую,
Что капитан Робюр прорежет небосклон.
Свершились все мечты, что были так далеки.
Победный ум прошел за годы сотни миль;
При электричестве пишу я эти строки,
И у ворот, гудя, стоит автомобиль;
На полюсах взвились звездистые знамена;
Семья «Титаников» колеблет океан;
Подводные суда его взрезают лоно,
И в синеву, треща, взлетел аэроплан.
Но есть еще мечта, чудесней и заветней;
Я снова предан ей, как в юные года:
Там, далеко от нас, в лазури ночи летней,
Сверкает и зовет багряная звезда.
Томят кою мечту заветные каналы,
О существах иных твердят безвольно сны...
Марс, давний, старый друг! наш брат! двойник наш алый!
Ужели мы с тобой вовек разлучены!
Не верю! Не хочу здесь, на зеленом лоне,
Как узник, взор смежить! Я жду, что сквозь эфир,
В свободной пустоте, помчит прибор Маркони
Приветствия земли в родной и чуждый мир;
Я жду, что, наконец, увижу шар блестящий,
Как точка малая, затерянный в огнях,
Путем намеченным к иной земле летящий,
Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах.
28 мая 1912
* * *
Зыблются полосы света
В черной, холодной воде.
Страстным вопросам ответа
Нет в этом мире нигде!
Небо закрыто туманом,
Звезды незримы во мгле.
Тайным и горьким обманом
Облито все на земле.
Вы, фонари! – повторенья
Светлых, небесных очей,
Как ваше зыбко дробленье
В сумраке черных ночей.
Ты, неживого канала
Черная, злая вода, —
Как ты дробишься устало,
Сжата в гранит навсегда!
Зыблются отблески света, —
Блеск фонарей на воде...
Страстным вопросам ответа
Нет в этом мире нигде!
1 ноября 1912
Петербург
* * *
Три женщины – белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. Зачем и когда
Вы вторглись в мечту мою? Разве немало я
Любовь восславлял в молодые года?
Сгибается алая хищной пантерою
И смотрит обманчивой чарой зрачков,
Но в силу заклятий, знакомых мне, верую:
За мной побежит на свирельный мой зов.
Проходит в надменном величии черная
И требует знаком – идти за собой.
А, строгая тень! уклоняйся, упорная,
Но мне суждено для тебя быть судьбой.
Но клонится с тихой покорностью белая,
Глаза ее – грусть, безнадежность – уста.
И странно застыла душа онемелая,
С душой онемелой безвольно слита.
Три женщины – белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. И кто-то поет,
Что нет, не довольно я плакал, что мало я
Любовь воспевал! Дни и миги – вперед!
1912
* * *
Сердце утомленное хочет одного,
Глупенькая девочка, – счастья твоего.
Ты встречаешь радостно нежную весну.
Ожиданья тайные я ли обману?
В чью-то душу робкую я сошел, как бог,
И взращаю цветики вдоль ее дорог;
И, как солнце майское в небе голубом,
Я горю надеждами, я дышу теплом;
Властным мановением жизнь пробуждена...
Пусть же радость празднует новая весна!
Пусть поля оденутся в зелень и цветы, —
Я хочу, чтоб юностью опьянилась ты!
Что бы в сердце ни было, знаю я одно:
Быть с тобою ласковым, нежным мне дано.
И слова безумные, те же, что всегда,
Повторяю кротко я: «Любишь? любишь?» – «Да».